Антоний и Клеопатра (1972)

В Александрии Клеопатра, в платье с вышитыми жуками-скарабеями, разбирает свитки с налогами. Её слуга Эйр приносит гранатовое вино, шепчет: «Римский трибун у причала требует встречи». Марк Антоний, в потёртых доспехах, пьёт прямо из кувшина, смеётся над картой Египта: «Здесь — песок, тут — песок… Где твои легендарные сокровища?» Клеопатра щелкает пальцами — рабы вносят сундук с изумрудными статуэтками. «Игрушки, — фыркает Антоний, но берёт одну, прячет за пояс. Ночью они спорят о союзе: «Октавиан уже у стен Греции», — царица ставит печать на договор. Антоний рвёт его: «Я не буду просить помощи у женщин».

Через месяц, на пиру в Тарсе, Антоний давит виноград босыми ногами, кричит греческим торговцам: «Выбирайте — золото или плети!» Клеопатра в тени колонн переодевается в одежду гребца, уходит в порт. Её корабль с фиолетовыми парусами заметит только рыбак, спорящий с женой из-за сети. В Риме Октавиан, облизывая мёд с пальцев, диктует письмо Сенату: «Антоний носит египетские серьги. Разве это не измена?» Битва при Акциуме — матросы Антония, пьяные от дешёвого вина, путают вёсла. Клеопатра смотрит, как горят корабли, сжимает амулет с лицом Исиды: «Глупец. Я предупреждала о шторме». В развалинах дворца она обматывает кобру вокруг запястья, смеётся сквозь слёзы: «Цезарь брал Рим. Я возьму смерть».