Гордость и предубеждение (1 сезон)

Элизабет Беннет, в соломенной шляпе с потёртыми лентами, толкала скрипучую тачку с яблоками, когда Джейн сообщила о переезде мистера Бингли в Незерфилд. «Он привёз из Лондона целый экипаж книг, — шептала Джейн, поправляя передник, — и сестру в жёлтом кринолине». На балу в Мертон-холле Дарси, в сюртуке с тусклыми пуговицами, отказался танцевать с Лиззи: «Вы недостаточно изящны для менуэта». Её смех разозлил его — он ушёл курить в зимний сад, где горничные перешёптывались о долгах семьи Беннет. Шарлотта Лукас, затягивая шнуровку корсета, советовала Лиззи: «Выбирай не сердце, а кладовую. Моя мать ест хлеб с горчицей, чтобы сэкономить на приданом».

В Розингсе, за чаем с пересушенным бисквитом, леди Кэтрин требовала от Лиззи играть на пианино: «Моя покойная гувернантка выбивала такт линейкой». Дарси, наблюдая, как пальцы Элизабет дрожат от гнева, неожиданно встал на её защиту: «Ваша критика неуместна». Позже, под дождём у старой мельницы, он признался в чувствах, спотыкаясь о корни деревьев. «А Уикхем? Его долги в Девоне?» — Лиззи швырнула в лужу камень. Письмо с печатью из Пемберли, пахнущее уксусом (чернила размазались от сырости), раскрыло правду: сестра Дарси, Джорджиана, чуть не сбежала с Уикхемом, спрятав фамильные серьги в подол платья. В финале, на пыльной дороге к Лонгборну, Дарси поправил уздечку пони Лиззи: «Ваш отец требует моего присутствия за обедом. Или я опять говорю как чопорный дурак?».