Я Веда (2022)

Адитья, 27-летний фармацевт из тесной квартиры в районе Дадара, каждое утро протирал пыль с полок аптеки "Шанти Медикеа", пока его младшая сестра Мира, студентка-медик, торопливо завтракала парантхой с картошкой. «Снова эти корешки от деда нашел в старом сундуке, — бросил он, разворачивая пожелтевшие листы с санскритскими символами. — Здесь про какую-то клинику „Амрита“… Говорит, там лечили тем, чего в учебниках нет». Мира фыркнула, застегивая халат: «Может, дед просто аюрведические чаи продавал?». Но через три дня Адитья, роясь в архивах городской библиотеки, наткнулся на статью 1978 года о закрытии той самой клиники после исчезновения пациентов.

На окраине Нави Мумбаи, за ржавыми воротами с табличкой "Амрита", он встретил доктора Кавиту в выцветшем белом халате. «Ваш дед был… амбициозен, — сказала она, поправляя очки, пока в соседней комнате гремели пробирками. — Но его методы требовали жертв». Ночью, прячась в подсобке от криков мужчины в полосатом халате («Они в глазах! Снова в глазах!»), Адитья нашел папку с грифом "Проект Веда" — фотографии деда рядом с людьми, у которых зрачки были заполнены черными точками. За окном гудел товарный поезд, а в углу валялись пузырьки с этикетками «№17: экстракт *калмеги* и пепел скорпиона».