Хрупкость (2022)

Элен, реставратор из лионской мастерской на rue des Arts, каждое утро поправляла очки с синей оправой и ворчала на трещины в грунтовке холста XVIII века. "Опять осыпается, как печенье в чае", — бормотала она, втирая лак кистью из барсучьей шерсти. По вечерам за углом, в баре *Le Fil Rouge*, её младший брат Люк смешивал коктейли с лавандовым сиропом, споря с завсегдатаем-таксистом: "Нет, Анри, абсент в «Улитке» — не кощунство, а прогресс". В соседнем подъезде студентка Софи, разбирая коробки с книгами покойной бабушки, нашла конверт с фотографиями разрушенного бомбардировкой 1944 года квартала — на обороте одной кто́-то детской рукой вывел: *"Мама запретила выходить из подвала, но я видел, как горел неон у Оперы"*.

Через неделю Элен обнаружила за подкладкой рамы дневник реставратора-еврея 1942 года. "Пятна не от влаги — это кровь", — сказала она Люку, пока тот мыл бокалы с разводами. Он хмыкнул: "У меня вчера́ клиент забыл кошелек, а потом имя жены. Ты веришь в проклятия?" Софи, роясь в городском архиве, наткнулась на упоминание мастерской Элен в списках гестапо — здание использовали как временную тюрьму. Ночью в метро на станции Croix-Rousse она заметила мужчину в пальто с желтой звездой на груди — он исчез, оставив на скамье газету 1943 года. "Ищи связь через свет", — прошептал кто-то на ухо Элен, когда она поправляла люминесцентную лампу над столом. В тот же миг Люк уронил бокал, услышав, как таксист Анри за стойкой пробормотал ту же фразу, глядя в пустой стакан.