1942 (1 сезон)

Весна 1942-го едва пробивалась сквозь хрустящий наст, а партизаны Гришки уже походили на теней — измождённые, обмороженные. От отряда, честно говоря, мокро место осталось: сам атаман, верный Муха с вечно перекошенной папироской в зубах, да горстка местных мужиков с красноармейцами — те, кого не скосили пули или тиф. Зато женщин — тьма, ребятишки сопливые, старики, что шепчут молитвы по ночам… И всем им — некуда. Деревни-то либо пеплом завалены, либо там эсэсовцы похаживают да эти… латышские прихвостни с начищенными жетонами. Страшно представить, что творится в их головах — охоту на людей устроили, сволочи.

Гришка с Дашкой ютились в землянке — грелись друг о друга, наверное. А вот Алёна… Эх, с ней вообще беда. Замолчала, будто язык проглотила. То ли от того, что муж её сбежал к вдовке с мельницы, то ли из-за того парня-подпольщика, который оказался стукачом. Представляешь? Сердце отдала, а он их же всех немцам сдал. Теперь она как раненая волчица — в сторонке, глаза в землю, а в руках всё крутит какой-то медный крестик. Говорят, его мать перед расстрелом успела сунуть…

А вокруг лес гудит — то ветер завывает, то снег с веток рухнет, как выстрел. Каждый шорох — сердце в пятки. И ведь знаешь, что рано или поздно каратели нападут на след. Но что делать? Ждать. Коптить над костром последнюю картошку. Дышать. Выживать. И надеяться, что завтра — не станет последним днём.