Это история о молодой женщине, полной эмоциональной интенсивности и блестящего ума, чья жизнь переплетается с чувственностью и стремлением к самопознанию. Секс для неё — это не просто близость, а целый ритуал, насыщенный фантазиями и яркими порывами души. Её способность проживать каждый момент на полную делает её взаимоотношения захватывающими, хотя и скоротечными. Она меняет мужчин так быстро, что порой не успевает узнать даже их имена, но это не умаляет глубины её чувств. Каждый, кто проводит
Лука, 22-летний бариста из крохотной кофейни возле Пьяцца-Навона, находит в старом ящике для чайных пакетиков бронзовый медальон с изображением Медузы. «Черт, это ж не из партии «Лаваццы»…» — бормочет он, протирая пятно от эспрессо на фартуке. В ту же ночь статуи на улице дель-Корсо начинают шевелиться: конь Марка Аврелия сбрасывает седока, а София, соседка Луки по лестничной клетке, ловит его за руку, когда он в пижаме пытается спрятаться в лифте. «Ты тоже видел, как нимфа из фонтана Треви
Марко Валли, комиссар из Турина, находит тело мужчины в костюме с записочкой в кармане: *"Lasciate ogne speranza, voi ch’intrate"*. Почерк неровный, как будто писали левой рукой. Рядом — пустой флакон без этикетки. Его напарница, Клаудия Моро, замечает на шее жертвы следы инъекций. "Опять аптека на Via Po, — бросает Марко, разглядывая синяк под глазом покойного. — Там третью неделю крадут корвалол". Второй труп находят через два дня в парке Валентино: женщина в разорванном
Марко, 27 лет, чинит мопеды в гараже за семейной остерией в Неаполе. Утром 12 октября находит в ящике с запчастями ржавый кинжал с гравировкой «Vindicta» — отец оставил его перед исчезновением в ’98. «Che cavolo…» — бормочет, вытирая масло с рук тряпкой. В тот же вечер к нему врываются двое в кожаных куртках: «Il coltello. Ora». Марко прячет клинок под треснувшей половицей, где раньше хранил комиксы. Соседка-старуха, синьора Роза, стучит в стену: «Ты опять грохот учинил? Мои кошки с дивана
Марко, 16 лет, копался в гараже отца, пытаясь найти старую гитару. Вместо инструмента наткнулся на коробку с фотографиями чужого города и билетами на поезд до Милана, датированными 2003-м. "Почему папа хранит это?" — спросил он у сестры Лючии, разглядывая снимок женщины в красном платье у фонтана Треви. Та потушила сигарету о балконную решетку: "Спроси сам, если не боишься". За ужином мать, Сильвана, разбила тарелку, услышав вопрос о поездках отца. Осколки закатились под
Март 45-го. Италия в огне, фашизм агонизирует, но Ливия Маццони — эта женщина с огнем в глазах — думает совсем не о войне. Её будто ветром сдуло с насиженной чиновничьей перины — вдруг вспомнила того самого эсэсовца, Хельмута. Того, с кем когда-то… Ну, ты понял. Не просто вспомнила — прёт сквозь разбомбленные дороги, через баррикады и панику, будто её дьявол под лопатками щекочет. А что её гонит? То ли любовь старая, то ли адреналин от краха всего вокруг — сама, наверное, не разберет. И вот она
Вот так история! Представь: декабрь на дворе, весь дом Мантелли в предпраздничной кутерьме — индейка в духовке, подарки под ёлкой, бабушка Ванда ноет про сквозняки, а дети носятся, как угорелые. В общем, типичное рождественское безумие, всё шло как по маслу… пока Элис вдруг не выдает на-гора: «Наш брак — труп, надо валить отсюда!» Честно? Я бы на её месте, наверное, тоже взвыла. Двадцать лет вместе, быт заел, а тут ещё гирлянды мигают, как насмешка. Но она же не просто вздыхает за рюмкой