Энрико Беруски

Лука Морацци каждое утро выходил из квартиры на третьем этаже дома на via Margutta, прихватывая свёрток с бутербродами, которые жена Мария заворачивала в вощёную бумагу. Его Fiat 600 дымил на перекрёстке у бара «Сан-Карло», пока Лука ругал велосипедиста, обогнавшего его со словами: «Спишь, как всегда, буржуй!». В конторе, где он вёл счета для текстильной фабрики, коллега Роберто показывал газету: «Смотри, коммунисты опять митингуют у вокзала. Твой зять там, наверное?» Лука бурчал, разбирая
Карла, рыжая корректорша из миланского издательства, нашла в макулатуре папку с фальшивыми таможенными декларациями. «Эти цифры не сходятся, тут явно лажа», — прошептала она, пряча документы в сумку с облезлой кожей. Ее соседка Изабелла, вдова-полицейская из Барселоны, прилетела через три дня, притащив чемодан с магнитолами для прослушки. «Ты уверена, что это не твой босс замешан?» — спросила она, разбирая провода на кухонном столе, заваленном крошками от круассанов. Вместе они выследили
Марко, механик из Турина в засаленной куртке, чинил «Фиат» клиентки, когда пришло письмо от тёти-одиночки. В конверте – ключ от ячейки с 30 миллионами лир и билетами в Монако. Он позвал Клаудио, бармена с улицы Верди, который в этот момент вытирал бокалы тряпкой с запахом рыбы. «Там всё наличкой, даже квитанции за свет 60-х», – Марко бросил пачку пожелтевших чеков на стойку. Клаудио, пересчитав деньги в подсобке между ящиками с лимонными корками, предложил рулетку: «Там хоть клубнику не надо