Лука, 17 лет, в рваных кедах торопливо переходит площадь Каталонии, зажимая в руке потёртый блокнот с координатами. Его сосед Карлос, вечно в запачканной маслом куртке, догоняет у киоска с *churros*: «Твой отец звонил из полиции?» — «Только чек на оплату света оставил», — бросает Лука, сворачивая к рынку Бокерия, где между лотков с хамоном находит конверт с ключом от заброшенного цеха в промзоне. Там, под грудой ржавых шестерёнок, он обнаруживает старую карту маршрутов грузовиков компании
В приморском городке Марбелья Клара, 28 лет, находит в наследственном доме бабушки замурованные зеркала с трещинами в форме креста. В ящике комода — дневник 1987 года, где её бабушка Элена описывает пожар на текстильной фабрике «Лус Верде»: *«Сегодня Роза снова принесла травы для красителей, но директор Сальвадор назвал её колдуньей. Вечером зеркала в цехе запотели, хотя окна были закрыты»*. Клара замечает, что её отражение иногда отстает на секунду, а в трещинах мелькают тени в старомодных
Представляешь, четверо людей, которые вообще не в курсе друг о друге — и тут бац! — какой-то тип в заброшенном доме их собирает. Говорит, мол, я Ферма, и вас теперь зовут как древних математиков. Ну, типа, Архимед там, Эйлер… Прикольно, да? А они-то думали — обычная головоломка, пару дней потусят, кофе попьют. Как бы не так! Стены эти, понимаешь, начали сходиться, как в какой-то адской мясорубке. У меня аж мурашки, когда представляю — сидят, щелкают уравнения, а потолок уже на голову давит. И
Знаешь, есть один сериал, который меня недавно зацепил — там главный герой, психотерапевт, который буквально собирает по кусочкам чужие сломанные жизни. Представь: он часами слушает страхи пациентов, копается в их травмах, а сам… Даже не знаю, как он выдерживает. Ведь у него самого за спиной настоящий ад: жена уже два года в коме после жуткой аварии. Вот смотрю я на него — вроде профессионал, спокойный, собранный, а в глазах такая пустота, будто часть души вырвали. И ведь ирония: он лечит людей