Самир Дешпандэ

Шанкар, худой парень в потертой рубашке, целыми днями крутил руль старой авторикши по пыльным улицам Ченнаи. Его мать Лакшми, с вечно зажатыми в зубах булавками, шила сари соседкам в тесной комнатке с треснувшим вентилятором. «Завтра отдам долг Маною — иначе его банды сломают мне ноги», — бурчал он, вытирая пот грязным платком, пока на заправке заливал бензин в прокопченный бак. По вечерам за чаем с кардамоном у ларька Раджу он спорил с другом Балу: «Почему богачи в BMW давят нас, как
Мира, дочь мастера хны из деревни под Джодхпуром, каждое утро раскладывала бамбуковый коврик возле колодца, растирая сухие листья лоссоннии в медной ступке. «Если узор потрескается до заката — невесте не избежать сглаза», — бормотала она, выводя тонкие линии на ладони клиентки в сингапурских часах, чей сын женился на девушке из Дели. За спиной Миры висели фотографии прабабушки, которая научила ее смешивать хну с эвкалиптовым маслом, чтобы краска держалась дольше. Рави, младший брат, тайком
Адитья, пятнадцатилетний парень из деревни Горапур, каждое утро проходит мимо старого баньяна у озера Налини, где рыбаки чинят сети. Его соседка Мира, в потёртом сари цвета куркумы, шепчет: «Вчера видела, как ветви баньяна двигались без ветра. Как в истории про Шамуну…» В доме Адитьи над кроватью висит амулет из бамбука — подарок деда перед смертью. За обедом мать, растирая имбирь в ступке, говорит: «Перестань болтать о духах. Лучше отнеси рис тёте Бижли». По дороге Адитья замечает на стволе