В покоях Елизаветы Петровны граф Алексей Шубин, перебирая карты за столом, приглушённо докладывает о недовольстве солдат Преображенского полка: «Солдатские шинели истлели, а пайки урезали вдвое — ропщут». Рядом врач Лесток, чистя лорнет, добавляет: «Ночью в казармах шепчутся — ждут вашего приказа». За окнами Петербурга метель заметает следы саней, а в казармах гвардейцы прячут шпаги под соломой. Елизавета, обмакивая перо в чернильницу, пишет записку Воронцову: «Пришлите серебра из моей шкатулки
Лера, в растянутом свитере с пятном от лапши, ковыряла отверткой в холодильнике, который трещал, как трактор. Гоша, присев на корточки, тыкал в моторчик фонариком: «Ты вообще в курсе, как это дерьмо работает?» Из динамика телефона на табуретке орала Оля: «Сосед сверху опять кидает банки в мой цветок!» За окном общежития на Малышева, 22 дымила труба завода, а на подоконнике валялись окурки в банке из-под огурцов. Лера, махнув рукой, сунула Гоше в зубы изоленту: «Держи, инженер. Пока я разберусь
Марина, 27 лет, влезла в кредит, чтобы открыть кафе-мороженое в Екатеринбурге. Помещение арендовала у бывшей одноклассницы Леры, которая через месяц заявила: *«Соседи предлагают вдвое больше. Или платишь, или освобождаешь».* Витя, бармен с татуировкой совы на запястье, предложил разделить расходы — он годами копил на собственную кофейню. Вместо кофеен теперь вместе разбирают поставки вафельных стаканчиков и спорят над рецептурой фисташкового сорта. *«Ты опять пересолила»,* — ворчит он, вытирая