Мария Сесилия Санчес

Карлос Мендоса, 34 года, протирал стойку в кафе «Ла Бриса» на окраине Медельина, пока шеф орал на кухне из-за сгоревших блинчиков. В кармане дрожал счет за электричество, а из крана в его квартире на Calle 56 уже неделю капало на ржавую раковину. «Слушай, ты вчера опять проиграл в домино?» — спросил Пако, разнося заказы, и бросил на стол смятый листок с адресом ломбарда. Карлос молча разгладил бумагу, вспомнив, как мать звонила из деревни про деньги на лекарства. В автобусе по пути домой он
Карлос, грузчик из порта Альхесираса, находит в кармане куртки покойной сестры Софии ключ от камеры хранения в Мадриде. Вокзал Аточа, запах жареного миндаля из ларька, треснувший экран терминала — код 17F выдаёт коробку с бразильскими банкнотами и конвертом, залитым кофе. *«Она просила передать тебе, если что-то случится»,* — бормочет дежурный, пряча глаза. В Панама-Сити Мариана, смотритель маяка на острове Табога, чинит радио, когда ловит обрывки переговоров контрабандистов: *«Груз идёт через
В припортовом городке Сан-Хуан, Колумбия, местный биолог Луис Мендоса находит в мангровых зарослях труп обезьяны-ревуна с язвами на лапах. В клинике, где пахнет хлоркой и перекипевшим кофе, медсестра Карла Риос показывает ему историю болезни рыбака: «Температура 40, пятна на спине… Третий случай за неделю». Луис вскрывает сумку с пробирками: «Если это мутировавший жёлтый вирус, через две недели трупы будут валяться на рынке в Кито». Карла щелкает ручкой: «Сначала убери этот труп с моего стола —
Знаешь, есть такие фильмы, после которых воздух как будто гуще становится? Вот смотришь — а там, на фоне этого жуткого Позеттского побоища, крутятся три истории, будто нити в темном ковре. Ты сначала даже не поймешь, за кого болеть: то ли за эту чертовски обаятельную аферистку, что крутит богачами, как хочет (но чувствую — сама уже в капкан лезет), то ли за священника, который с Библией в одной руке и грехом в другой влюбился в мать троих детей. А еще ветеран… Боже, этот вечно уставший взгляд,