Юрий Круглов

Лиза, заведующая ветхой библиотекой на окраине Нижнего Новгорода, однажды сталкивается с Сергеем — бывшим одноклассником, который теперь чинит иномарки в гараже за авторынком. Он приходит под предлогом поиска справочника по двигателям BMW, но задерживается у стойки выдачи, крутя в руках промасленный брелок с гравировкой «СДЕЛАНО В СССР». «Ты всё так же нюхаешь книги, прежде чем открыть?» — спрашивает он, и Лизе становится душно от запаха его дешёвого одеколона, смешанного с бензином. Она
В заброшенном дворе на окраине Нижнекамска Дмитрий Соколов, 32 года, сантехник с татуировкой воробья на запястье, чинит прорванную трубу в подвале пятиэтажки. На лестнице он сталкивается с Алёной Марковой, 28 лет, которая тащит сумку с замерзшими булочками из разорившейся пекарни «Заря». «Опять кипяток в раковину сливали? — бросает он, вытирая руки об рваный свитер. — Через месяц весь стояк рванёт». Алёна, не глядя, суёт ему ключи от квартиры №14: «Там кран течёт. Папа говорит, если завтра не
Айгуль, 28 лет, до рассвета доила овец возле юрты из войлока, пока ее брат Ержан не пригнал табун. Отец Арман, с морщинами как трещины в глине, развел костер из кизяка: «Земля отцов высыхает. Скот голодает». Ветер гнал по степи пакеты из соседнего поселка, где компания «СибирьСтрой» ставила буровые вышки. Айгуль, обвязав платок поверх джинсов, поехала на рыжем «Уазике» к вагончикам — договориться. Менеджер Сергей в камуфляжной куртке жевал бутерброд с колбасой: «Ты хоть документы на пастбища
Летом в Зареченске Костя, 14 лет, каждый день ездил на ржавом «Урале» к заброшенной пристани ловить карасей. Там он встретил Лену, новенькую из соседнего квартала, которая пыталась вытащить из воды портфель брата. *"Там его конспекты по сопромату, он с ума сойдет, если не найдет"* — объяснила она, снимая с ветки рваный синий рюкзак. Вместо рыбалки они три часа шарили по илистому дну, пока Костя не наступил на стеклянную банку — кровь, крики, а потом смех сквозь слезы, когда Лена
Максим выходит из автобуса на разбитой остановке возле ларька «Хлебозавод №5». Сестра Лена, в потёртой куртке и резиновых сапогах, хрипит: «Ты ж как интурист — галстук, туфли…» Тянут чемодан с оторванным колесом мимо заросшего бурьяном детсада, где когда-то Максим разбил коленку. На улице Горького — те же облупившиеся хрущёвки, но балконы теперь завалены ящиками с рассадой. «Папа как?» — «Да пьёт, — Лена сплёвывает в лужу. — Вчера с Серегой Барбухаем у гаражей подрался. Тот его за кирпичный цех
Знаешь, есть такая фронтовая бригада — артисты, которые уже который год колесят по передовой, поднимая бойцам настроение. И вот к ним присоединилась Шурочка, этакая искорка из тылового театра. Девчонка вроде хрупкая, а вышла к солдатам с песней — и зал просто взорвался! Смех, аплодисменты, крики «браво!». Ну и, конечно, не обошлось без романтики: полковник Громов, казак хоть куда, с первого взгляда запал на неё. Цветы подносит, комплименты сыплет — а она, чувствую, сама не своя от такого
Кстати, помнишь те фильмы, которые будто выхватывают кусок из чьей-то жизни и суют тебе прямо в лицо? Вот эта картина — из таких. Сначала кажется, что всё знакомо: обычные люди, бытовуха, диалоги как в соседнем дворе. А потом раз — и понимаешь, что застрял в этом кадре как в паутине. Не знаю, может, дело в том, как камера цепляется за мелочи — взгляд, дрожащие руки, пятно кофе на столе. Честно, я сначала злился на главного героя. Ну вот как можно быть таким... непробиваемым? Но к середине ленты