Дениз Ишын

Али, младший из братьев, копался в старом комоде отца в квартире на окраине Кадыкёя, когда нашел потрепанный конверт с координатами острова у побережья Бодрума. На обороте — пятно от кофе и неразборчивая подпись: *"Мурат, 1998"*. Вспомнил, как отец, задыхаясь от кашля в больничной палате, прошептал: *"Там... не для денег"*. Внизу, на кухне, мать стучала ложкой по кастрюле, готовя чечевичный суп, а радио бубнило о забастовке докеров в Измире. Али спрятал конверт под свитер,
Эмир, младший сын владельца текстильной фабрики в Кадыкёе, каждое утро покупает simit у уличного продавца с седыми усами. На пароме до университета он замечает Лину — девушку в потёртой кожанной куртке, которая рисует углём портреты туристов за пять лир у Галатского моста. «Завтрак для чайки?» — бросает он, протягивая ей половинку бублика, когда ветер срывает с её мольберта набросок старой мечети. Она ловит лист, не поднимая глаз: «Лучше купи рисунок. Чайки тут сами себя кормят». Через неделю
Анка, рыжеволосая официантка из кафе возле Галатского моста, каждое утро перед сменой чистит медный самовар, подаренный бабушкой. Однажды, разбирая коробки с чайными смесями на складе, она натыкается на потрёпанный блокнот с выцветшей надписью «Зейнеп, 1943». Внутри — схемы тоннелей под районом Бейоглу и список имён, включая её деда, Кемаля. «Опять старый хлам?» — хрипит бармен Селим, поправляя фартук с пятнами от ракы. Анка прячет блокнот в сумку, не зная, что за ней уже следят — мужчина в
Эмир, худощавый парень в потертой кожаной куртке, возвращается в Кадыкёй после пяти лет отсутствия. На чердаке дома покойного отца он находит потрепанный блокнот с зарисовками армянских церквей и надписью красными чернилами: *"Kuyunun dibinde ışık var"* ("На дне колодца свет"). За пирожками *пуаза* в местной булочной старик Мурат бормочет, вытирая крошки с седых усов: *"Он спрашивал про цистерну Феодосия... Лучше бы не копал"*. Вечером Эмир сталкивается с Лейлой —
Представь: возвращаешься в город, где прошло детство, а он тебя уже не узнает. Узкие улочки Стамбула, пропахшие кофе и кардамоном, гудки паромов на Босфоре — всё то же, но ты-то другой. Герой, которого мы сопровождаем, будто шагает по старой фотографии, где краски выцвели, а углы обтрепались. Вот он натыкается на кафе, где когда-то спорил о любви с друзьями, а теперь там сидят чужие лица. «Эй, это же мое место у окна!» — хочется крикнуть, но язык не поворачивается. Вместо этого глотаешь