Каролине Хартиг

Филип, парень лет двадцати пяти в засаленной куртке, копался в двигателе «Жука» в гараже на задворках Варшавы. Его соседка Марта, пенсионерка с сиплым голосом, притащила коробку старых книг: «Бери, если пригодится. Мой Болеслав коллекцию собирал, а теперь пыль глотаю». Среди потрепанных обложек Филип нашел дневник 80-х с пометкой «Солидарность» и картой района Воля, где крестиком отмечен заброшенный склад. В тот же вечер, размахивая страницами перед другом-электриком Яцеком, он усмехнулся: «Тут
Лена Шульц, репортерша из потрепанного офиса газеты в районе Нойкёльн, копается в архивах городских тендеров. За окном грохочет S-Bahn, а на ее столе — пустая кружка от эспрессо и чек из пекарни *Brotzeit* с горчичным штруделем. Она натыкается на повторяющиеся платежи фирме-призраку «Шварцгрунд» и звонит своему знакомому, таксисту Яну: «Ты везешь того чиновника с Митте в аэропорт в прошлый четверг? Он говорил что-нибудь про контракты?» Ян молчит, потом бросает: «Встречайся у канала Ландвер,
Ночной патруль находит тело 12-летнего Ленни Торбена в канаве у лесопилки Варнемюнде. Резиновые сапоги Нико Шульца хлюпают по грязи, пока он осматривает следы велосипеда — те же самые, что и в деле 1993 года, когда пропала девочка. «19 октября, как тогда», — бросает он Пауле Беннинг, которая скептически щурится: «Совпадения — дерьмо для тупых газетчиков». Утром они обыскивают сарай фермера Хартмута, где пахнет соляркой и гнилой соломой; под половицей — коробка с детскими рисунками, подписанными