В старом варшавском доме на улице Мицкевича, 15, Кася, учительница математики, постоянно спорит с братом Мареком, который ремонтирует их общую квартиру. Он кладет плитку в ванной с криком: «Ты даже не платишь за материалы!» — на что Кася парирует, показывая квитанции за коммуналку: «А это кто три месяца покрывает?» Их сестра Агнешка, медсестра, пытается их мирить, но сама срывается, когда находит в холодильнике пустую банку её любимого варенья. За столом, где стоит треснутая ваза с
В Вильне, 1887-й. Юзеф, 19 лет, в потёртой куртке, прячет под полом брошюры с заголовком *«Proletariat»*. Брат Бронислав, нервно щурясь на заиндевевшее окно, шепчет: «Жандармы у мельницы — видел, как Шимон водил их». За стеной стучат сапоги. На кухне мать Зузя режет свёклу, громко напевая — сигнал. Юзеф выскальзывает через погреб, задевая головой коптящую лампу. На улице студентка Ванда, в платье с выцветшими розами, передаёт свёрток: «От Леона. Говорит, в Киеве уже печатают на гектографе». В
Знаешь, смотрю я тут один сериал про войну — и глазам не верю, насколько там всё накалено! Представь: наши разведчики против целой оравы — и гестаповцы, и абвер, и эти ребята из НКВД с другой стороны. Сплошные подпольные встречи, радиограммы с шифрами и вечная игра в "кошки-мышки". Атмосфера такая, будто сам сидишь в затемнённой комнате с наушниками — сердце колотится, каждый шорох кажется подозрительным. Мне вот больше всего запали моменты, где они не просто стреляют, а мозги