Сивакорн Лертчучот

Нок, 58-летняя хозяйка заведения в переулке возле рынка Чатучак, каждое утро проверяет поставки креветок для том-яма. «Опять жилки не вытащили, — ворчит она, перебирая морепродукты, — Пим, скажи тому мальчишке-доставщику: если завтра пришлёт такую дрянь, пусть забирает обратно». Дочь Пим, 22 года, в джинсах с выцветшими коленями, закатывает глаза: «Мам, он уже три года не «мальчишка» — у него своя лодка в Самутпракарне». За стойкой Тан, пожилой таксист, потягивает ледяной кофе с сгущёнкой:
Пим, студентка факультета архитектуры, подрабатывает в кафе у реки Чаупхрая, где постоянно путает заказы. Её соседка по общежитию, Ной, целыми днями репетирует танец для конкурса, включая музыку на повторе: *«Опять эти шаги кривые?»* — ворчит она, разглядывая записи в потрёпанном блокноте. В том же районе Тан, сын владельца автомастерской, ссорится с отцом из-за разбитой фары старого пикапа: *«Лучше бы в универе появлялся, чем по помойкам тачки искать!»* — кричит отец, швыряя гаечный ключ в
Пран, студент-архитектор из Бангкока, застревает в деревне у подножия горы Дойсутхеп из-за внезапного карантина. Его соседями становятся Нанин — стоматолог, помешанная на чистоте, Бун — повар-сарлав с татуировкой дракона на предплечье, и Мэй — школьница, которая тайком кормит дворовых собак остатками *кхау мок*. В доме с протекающей крышей и старым холодильником, который гудит, как мотоцикл, они спорят за розетки для ноутбуков. «Ты точно мыла руки?» — Нанин тычет пальцем в Буна, когда он