Элени, 17 лет, каждое утро тащит сетки с рыбой по пыльной дороге от порта Парос до семейной таверны. Отец, Костас, ругает ее за опоздание: «Опять смотрела на чаек вместо работы?» Запах жареного осьминога смешивается с йодом, на столе — треснувшая тарелка с дзадзики. По вечерам она рисует мелом на каменной стене дома — полустертые силуэты дельфинов, которых видела в детстве. Никос, сын владельца соседней судоремонтной мастерской, приносит Элени куски старой фанеры для «хлама», как он называет ее
В портовом районе Амстердама микробиолог Лина ван Дейк обнаружила в пробах воды неидентифицированный штамм паразитов. Ее коллега, греческий эпидемиолог Никос Пападакис, сопоставил данные с вспышкой лихорадки на малонаселенном острове Астипалея. «Ты видела эти споры под микроскопом? — бросил он ей через стол, заваленный картами. — Они двигаются, как живые». Лина, не отрываясь от экрана, достала из кармана смятый чек из кофейни *De Koffie Salon* — на обороте она чертила графики роста заражений.
Представь: греческий остров, где солнце такое яркое, будто боги до сих пор не угомонились. Там наш герой, парень лет двадцати, копается в руинах старого храма — не ради артефактов, а чтобы сбежать от своего прошлого. А потом — бац! — случайно выпускает какую-то древнюю хрень, которая начинает сводить с ума весь городок. Ветер шепчет ему на ухо проклятия на древнем диалекте, а местные старухи крестятся, глядя на море, которое вдруг стало цвета крови. И ведь он даже не хотел ничего ломать,