Элли Моррис

Дженни Ли, молодая акушерка в потертом пальто, колесит на велосипеде по лужам Ист-Энда. Ее чемоданчик с щипцами и стерильными бинтами стучит о раму. В квартире над пабом она принимает роды у жены докера — женщина кричит: *"Да когда же это кончится?!"*, а Дженни, стиснув зубы, шепчет: *"Еще пара потуг, Мэйвис, он уже видит твои рыжие волосы"*. В перерывах между вызовами она пьет чай с монахинями из Ноннатус-хаус: сестра Джулианна вечно поправляет очки, проверяя журналы учета,
Винсент, 34 года, в потёртом костюме плюшевого медведя, пытается починить заклинившую установку для «конфетного дождя» в зале общественного центра Бристоля. Его сестра Анна, 29, в блёстках и розовой пачке феи, кричит через шум детского визга: *«Кексы от Сьюзи из пекарни — у них сальмонелла! Я видела крысу в тесте вчера»*. Винсент, сгибая проволоку от старой вешалки, ломает ноготь, бормочет: *«Чёрт, Мэгги обещала привести пони к 11, а эта кобыла до сих пор в пабе»*. За сценой пахнет подгоревшим
Ох, этот спектакль… Представьте себе: детская сказка, которая должна быть милой и волшебной, а вместо этого — полный хаос с актерами, у которых, кажется, карма начищена до блеска неудачами. Я до сих пор в шоке! То Питер запутался в собственном тенте-костюме, то фея Динь-Динь уронила волшебную палочку прямо в суп зрительницы первого ряда. А когда пытались изобразить полет на веревках? Боже, это было что-то! Вместо воздушной грации — как мешки с картошкой на скрипящих лебедках. Честно, я смеялась