Сохён, 24-летняя художница-фрилансер, арендовала крохотную мастерскую в старом доме возле рынка Намдэмун. Утром, разбавляя акрил кофе из термокружки, она заметила, что краски на холсте начали пульсировать розовыми прожилками. «Ты вчера опять микстурой баловалась?» — спросил Минхо, друг детства, заглядывая в дверь с коробкой ттокпокки. Он работал курьером и принес посылку с тюбиками ультрамарина — внутри оказались пусты. Ладони Сохён покрылись липкими синими пятнами, как чернильные кляксы, а
Ми-ра каждое утро протирала конвейер на косметической фабрике в Нам-пхо-доне, замечая, как запах лавандового отдушителя смешивается с химической горечью. Её коллега, Чон-сук, после ночной смены в баре «Lunar Drop» приходил с пятнами виски на рубашке и ворчал: «Опять эти блестки для теней застряли в механизме. Кто вообще их придумал?» В соседнем районе Хе-вон, студентка-химик, корпела над учебниками в кафе «Daisy Chain», рисуя на полях формулы помад вместо конспектов. Её подруга тыкала в её
Знаешь, есть такие фильмы, после которых не можешь решить — рыдать тебе или молча переваривать увиденное. Вот эта история как раз из таких. Там, понимаешь, двое — они вроде как любят друг друга, но всё время спотыкаются о собственные страхи и нелепые условности. То ли они слишком разные, то ли слишком похожие... Короче, вечный замкнутый круг. Меня до сих пор колбасит от одной сцены: они стоят в пустой квартире, и между ними такая тишина, будто воздух наэлектризован. Кажется, ещё секунда — и всё