Ли Чжэн вернулся в родную деревню у подножия заснеженного хребта после десяти лет службы в столичной страже. Отец, старый лесничий Вэй, встретил его молча — на столе лежали пересохшие кисти для каллиграфии и недописанное письмо с печатью клана Суй. «Землемеры из округа хотят разделить священную рощу под рисовые чеки», — бросил Вэй, разминая больные суставы. На рассвете Ли, пробираясь через бамбуковую чащу к заброшенному алтарю горных духов, наткнулся на Сяо Лань — дочь старосты, которая
Ли Сяо, молодой гончар из деревни Циншуй, находит в развалинах отцовской мастерской обломок нефритовой печати с выцарапанным знаком «Шуй». Отец погиб год назад при пожаре, но местный староста Ван Цзюнь упорно твердит, что это был несчастный случай. В мастерской, пропахшей глиной и дымом, Ли Сяо роется в старых ящиках с инструментами, находя письмо отца: *«Императорский дворец скрывает то, что убьёт реку»*. Мать, Цуй Лань, умоляет его не лезть в дела столичных чиновников — её руки дрожат, пока
Знаешь, иногда смотришь фильм, и вроде бы всё правильно: актёры стараются, сюжет вертится, но... чего-то не хватает. Вот как в этой истории про команду «спецов», которые пытаются мир спасти. С одной стороны — огонь: перестрелки, взрывы, пафосные диалоги. А с другой — будто конструктор собрали по инструкции: детали на месте, а души ноль. Мне вот, например, запомнился момент, где главный герой решает предать своих. Типичный поворот, да? Но тут вдруг он начинает говорить про дочку и её плюшевого