Лайм в потёртой кожаной куртке копался в ящике старьёвщика на блошином рынке в Камдене, когда Софи ткнула пальцем в ржавый медальон с треснувшим стеклом. «Это ж как у бабушкиного граммофона — только вместо иглы тут шипы», — пробормотала она, переворачивая артефакт. Джейк, присев на корточки у лотка с радиодеталями, фыркнул: «Ты ещё скажи, что он гудит, как её суп с капустой». Медальон запищал — экран телефона Лайма погас, а уличные фонари мигнули. Вечером в крохотной кухне над пабом «Гордость
Лиссабон здесь не просто фон — он дышит, кричит, обжигает. В центре всего мужик, который, кажется, забыл, когда последний раз спал спокойно. Работает на износ, семья трещит по швам, а по вечерам он тушит сигареты в пустой пивной кружке, слушая, как соседский радиоприёмник бубнит фадо. Знаешь, это как жить в вечном тумане: ты всё видишь, но ничего не понимаешь. То ли он сам себя загнал в ловушку, то ли город так шутит. А потом — бац! — старый друг из прошлого всплывает с предложением, от