Анна, учительница младших классов, каждое утро заваривает чай в синем термосе, пока проверяет стопку тетрадей с сочинениями о лете. Ее квартира на Васильевском острове пахнет старой штукатуркой и геранью на подоконнике. В поликлинике на Петроградской стороне Алексей, хирург с привычкой теребить цепочку от часов, опоздал на их встречу в столовой. "Извини, экстренная аппендэктомия у подростка — не бросишь же на полостях", — бормочет он, снимая халат с пятном йода. Анна молча отодвигает
Представь: маленький городок, дымящие трубы завода, а в перерывах между сменами — потрёпанный микрофон в кафешке с выцветшими шторами. Вот она, Вика — девчонка, которая днём крутит гайки на фабрике гитар, а ночью выкладывает душу в песнях, что сама сочиняет. Честно, я бы на её месте давно сломалась — ну как можно жить на этих контрастах? Но она… Она как будто из тех, кто умеет находить свет даже в заводской пыли. А потом бац — сокращение. Не «новый этап», а пинок под зад от жизни. Москва.
Представляешь, мать Дины переезжает к ней — ну, думаешь, обычная история: помощь с внуками, борщи варить. Ан нет! С первых же дней между ней и Пашей, мужем Дины, искры летят. То он носки не там бросил, то она ему «бестолочь» шепчет под нос. А Дина — разрывается между ними, как мячик. Мать ей на ухо: «Да ты посмотри на него, он же тебя в гроб загонит!» А та — ни в какую, уши заткнула: любовь-морковь, все дела. Потом мать вдруг засобиралась на дачу. Пашу, конечно, приперла — «Поможешь вещи