Мануэль Ле Ливре

В Париже, на углу улицы Риволи, Антуан Моро, бывший вор с шрамом над бровью, ворует кошелек у туристки в красном пальто. Его дочь, Элоиза, 14 лет, ждет его в кафе *Le Matin* с круассаном и недопитым капучино. «Опять опоздал на 20 минут», — бормочет она, разглядывая трещину на окне. Тем временем инспектор Леблан копается в архивах префектуры, находит фото Антуана 2007 года — он стоит рядом с обгоревшим складом в Марселе. «*Putain…*» — Леблан давит сигарету в пепельнице-ракушке. Элоиза находит в
Знаешь, иногда кажется, что вернуться с войны — это счастье. Ну там: цел, жив, Париж вместо окопов. Но вот Морис... Его вытащили с фронта после ранения, а он будто часть себя там оставил. Сидит теперь на парижских мостовых, а взгляд — пустой, будто сквозь людей смотрит. И ведь странно: в аду-то снарядов, грязи и страха он привык к своим ребятам. К тем, с кем сухари последние делил, смеялся над вшами в шинелях, дрожал в одну воронку от артобстрелов. Год бок о бок — это ж как семья, понимаешь? А
Представляешь, двое фэбээровских чудаков вляпались в какую-то дыру под названием Борнсвилл — раскручивать дело про убитую стриптизершу. Памела Роуз, 20 лет, жизнь впереди… а тут — бац, и труп в подворотне. Ох и парочка эти Рипер с Буллитом! Один — прям святой в наручниках, готовый цитировать устав наизусть. Другой — такой «решала», которому хоть закон пополам, лишь бы результат. И вот их скрестили, как кота с собакой: работайте, мол, ребята, вместе веселее! А местные копы? Тьфу. Смотрят на