Сидни Кин

Представь глухую деревушку где-то в британской глуши — туманы такие густые, что в пяти шагах уже не разглядеть соседа. А потом бац: все разом валятся в странный сон, будто кто-то выключил рубильник. Просыпаются… и что-то не то. Дети стали ходить этими стеклянными глазами, взрослые шепчутся по углам, а по ночам слышится что-то вроде скрипа старых качелей на пустой площадке. Ты бы точно сбежал, да только дороги перекрыты, связь мертва, и кажется, сама земля под ногами стала чужой. Знаешь, как
Если бы ты встретил Лукаса и Альберта в пабе где-нибудь на окраине Манчестера, сначала решил бы, что они просто два чудака, которых свела случайность. Лукас — вечный мечтатель с блокнотом в руках, вечно витающий в облаках и строчащий стихи под стук дождя по крыше. Альберт же — его полная противоположность: грубоватый, с вечной сигаретой в зубах и взглядом, от которого даже бармены нервничают. Но связывает их не кровь, а что-то глубже — тайна, закопанная в прошлом их семьи, о которой оба молчат,
В лагере под Краковом Томаш, польский заключённый в очках со сломанной дужкой, сортирует списки узников в канцелярии. Его пальцы дрожат, когда он натыкается на фамилию жены — Анна Войчик — в колонке «транспорт на запад». За дверью слышит обрывки немецкой речи: «...цыганский сектор зачистить до пятницы». Через треснутое окно видит, как охранник швыряет котелок в ребёнка из рабочей бригады. Ночью, передавая Анне краденый картофель возле уборной, Томаш шипит: «Эшелон идёт в четверг. Спроси у Ирэны