Егор Тимцуник

В аэропорту Шереметьево Света, учительница английского из Твери, в спешке хватает чёрный чемодан у ленты багажа. Её очки запотевают от кондиционера, а рука дрожит — она опаздывает на собеседование в московскую школу. В это время Витя, владелец строительной фирмы, обнаруживает в своём кейсе женские туфли и пачку тетрадей с детскими рисунками. «Где мой контракт с клиентами?» — бормочет он, роясь в карманах пиджака. Света, в хостеле на окраине Москвы, пытается открыть замок чемодана отвёрткой,
В деревне Глухово под Вологдой пятнадцатилетний Сергей Шилов копался в ржавом гараже, разбирая дедов мотоцикл «Урал». Из динамика старого магнитофона хрипел Высоцкий: *«Если друг оказался вдруг…»*. За окном маячила сестра Лида — таскала ведра из колодца, ворчала на корову Зорьку, которая снова сломала калитку. «Серега, хватит железяки считать! Мамка сказала — дрова колоть», — крикнула она, пнув сапогом порог. Он швырнул гаечный ключ в лужу мазута: «Сама колоти, у тебя мужиков-то больше!» Через
В Питере, лето 2018-го. Антон, 17 лет, моет полы в кафе на Васильевском острове. Внезапно видит обрывки будущего: разбитые стёкла, чёрные внедорожники у входа. Его друг Макс, парень в рваной косухе, чинит мотоцикл в гараже за Сенной площадью. "Опять эти картинки?" — хрипит он, затягиваясь сигаретой. Лиза, рыжая студентка-химик, роняет колбу в лаборатории Политеха — стекло зависает в воздухе. Её одногруппник Саша замечает это, но делает вид, что не видел. Вечером троица собирается в
Олег, инженер-строитель с обветренным лицом от постоянной работы на объектах, жил в панельной высотке на окраине Москвы. Его соседка Катя, художница, снимала мастерскую в старом доме у метро «Белорусская» — там пахло масляными красками и кофе из треснувшей турки. Они познакомились в лифте, когда у Олега с рук капала строительная пыль, а Катя несла холст с полустёртым наброском моста. «Ты тоже с десятого?» — спросила она, тыча пальцем в его потрёпанный бейдж с надписью «Стройкомплекс». Он
Знаешь, порой кажется, будто мы опутаны этой паутиной из проводов, вайфаев и бесконечных уведомлений. Вот серьезно — можно за секунду скинуть селфи на другой конец планеты, устроить видеозвонок бабушке в деревню или лайкнуть стори однокласснику, с которым лет десять не виделись. А вот поймать взгляд... Нет, не через экран, а по-настоящему — чтоб увидеть, как зрачки сужаются от смеха или как человек невольно отводит глаза, соврав. Это ж уже почти экзотика! Странная штука: техника делает нас
Знаешь, история как будто из жизни — выходит Светлана на свободу после отсидки, а там пустота. Сын-то где? Алекс, ее кровиночка, в детдоме… Опека, как всегда, «позаботилась». Ну а она что? Через бывших «коллег» по криминалу выцепила инфу: мальчишку усыновили, живет теперь у какого-то генерала Терентьева. И вот она, сжав зубы, лезет в самое пекло — устраивается к ним домработницей. А там… Видит, как этот генерал с женой Алекса холят, лелеют. И ведь радоваться надо, да? А у нее внутри все комом.
Знаешь, как бывает: приезжает девчонка из глубинки, вся такая наивная, глаза горят... Ну Алиса же, 25 лет, честно пытается начать новую жизнь в большом городе. И тут бац — встречает этого Куликова. Солидный, дорогие часы, улыбка как у голливудского злодея. Втрескалась по уши, конечно — кто бы устоял? Месяц свиданий, шампанское, букеты с рост человека — и вуаля, она уже в белом платье. А потом началось. То замок на телефоне, то «рабочие поездки» по ночам. Розовые очки разбились вдребезги, когда
Знакомо чувство, когда смотришь сериал и ловишь себя на мысли: «Да это же про меня!» Вот тут как раз такой случай — героини там абсолютно разные. Молодые, зрелые, те, кто только начинает жизнь, и те, кто уже набил шишек. Любовь, предательства, вечные споры с выросшими детьми, которые считают, что мама «ничего не понимает»… Ну вы ж знаете, эта настоящая жизненная вакханалия, где каждая эпизод — будто кусочек чьего-то дневника. Мне кажется, особенно цепляет, как там нет шаблонных решений. Вот
Знаешь, иногда посмотришь фильм — и будто кулаком в душу ударят. Вот этот самый... с серыми небесами, хлопками дождя по подоконникам и людьми, которые как тени мечутся между надеждой и отчаянием. Помню, как в одной сцене герой просто молча смотрел на разбитую чашку — бац, и вся боль мира в этом кадре! У меня аж дыхание перехватило, серьезно. Не люблю, когда кино пытается учить жизни, но тут... Блин, там нет громких речей. Просто жизнь — рваная, неудобная, с комом в горле. После титров сидел, в