Чон Хо, 42 года, каждое утро в 5:30 перетаскивал ящики с сайрой и кальмарами на рыбном рынке Пусана. Руки в солевых ожогах, резиновые сапоги с дыркой на левой пятке. Жена Миён, пока он завязывал фартук, сунула ему конверт: *"Счет за электричество опять вырос. Может, переедем к моему брату в Тэджон?"* Он молча ткнул пальцем в трещину на обоях — штукатурка сыпалась туда уже третий год. Сосед снизу стучал шваброй по потолку: дети Хо и Миён бегали по комнате в носках с дырявыми носками. В
В старом районе Сеула, за церковью Св. Михаила с потрескавшимися витражами, отец Со Минхён ковырял кофе ложечкой из помятого стаканчика. Его вызвали к рыночному торговцу Чхве, который шептал про дочь: «Она рвёт шторы, кричит на языке, которого не учила». В ризнице Минхён нашел записи 1947 года — пожелтевшие страницы с пометками о «тени в колодце». Его помощник Джихун, студент-семинарист в мятых джинсах, усмехнулся: «Вы опять за старые сказки?» Ночью в квартире Чхве они нашли девочку,
Знаешь, вот есть в одном селе кафешка неприметная — висит там табличка, мол, выпьешь макколи, и тот, по кому тоскуешь, вернётся. Ну тип магия какая-то, да? Люди, конечно, валят туда толпами: бабушки с фотками в потёртых кошельках, парни в помятых рубашках, девчонки, что глаза на входе пялят... Все будто в тихой истерике: а вдруг правда? А если не сработает? Смешно и грустно одновременно. Вот сидишь, смотришь на этих посетителей — у каждого история, как в мыльной опере. Одна тётка, помню, три
Знаешь, вот история про одного парня-юриста — умница, талант, да и вроде бы все дороги открыты. Мечтал о тихой жизни: семья, стабильная работа, может, даже кот в придачу. Крупные конторы так и норовили его переманить — ну а кто откажется от гения с дипломом? Но жизнь, как всегда, подкинула сюрприз: в итоге он влип в какую-то крохотную фирму. Казалось бы, ерунда, да? Ан нет! Оказалось, эта контора — задняя дверь в империю самой влиятельной семьи Кореи. И вот тут-то всё завертелось. Глава клана,