Антонио, сгорбленный у пирса, чинит сети, пахнущие рыбой и водорослями. Его дочь Лючия в рваных джинсах стоит рядом, размахивая бумагами от банка: *«Они хотят забрать дом через месяц, если не заплатим. Ты слышишь?»* В кухне их дома, где плита покрыта копотью, она натыкается на коробку с письмами матери — конверты пожелтели от сырости. *«Продашь это — останемся без её голоса»,* — бормочет Антонио, вытирая руки о фартук с пятнами томатного соуса. На столе — недопитый эспрессо в чашке с трещиной.
Элена, библиотекарша с привычкой поправлять очки на переносице, нашла в подвале типографии старый аппарат с отколотой черной краской. Рядом валялись обрывки газет 1983 года — заметки об исчезновении подростка Луки Бьянки. Телефон зазвонил впервые ночью: мужской голос прошептал: *«Они сказали, река унесет следы, но я все видел»*. Марчелло, местный журналист, который каждый вечер пил в баре *«Альбатрос»* кампари с содовой, усмехнулся: *«Призраки теперь через провода говорят?»* — но на следующий
Лучано, ветеринар с перекошенной щетиной, нашел в оливковой роще труп мэра Вигаты — Энцо Риццо. В кармане пиджака мертвеца застрял обрывок счета за ремонт старого грузовика Fiat, который Лучано узнал: такой же ржавый «дукато» каждый четверг парковался у траттории его сестры. Эмилия, владелица заведения, вытирала стойку, когда брат вломился с вопросом: «Кому ты вчера продала кролика в вине?». Она смяла тряпку: «Карло Бруно. Говорил, везе́т племяннику в Палермо». На обратном пути Лучано заметил