Питер ван Рийн

Эмиль, гид с потёртым планшетом в руке, спорит с Лотте у канала Сингел. Она хочет добавить в тур мастер-класс по росписи делфтского фарфора, он настаивает на поездке в деревню Киндердейк — мол, ветряные мельницы «продают себя сами». «Ты опять забыл, что туристы просили активности, а не фотостопы», — бросает Лотте, поправляя шарф, выцветший от частых стирок. Они уже неделю ночуют в съёмной комнате над пабом в Утрехте, где по утрам пахнет жареным беконом и плесенью. На столе — карта с пометками
О, этот фильм! До сих пор иногда ловлю себя на мысли, как странно он въелся в память. Помнишь эти безумные сцены с ржавым тягачом, который то ли живой, то ли просто у его водителя крыша поехала? Смесь абсурда и какой-то щемящей грусти — до сих пор не пойму, почему меня так зацепило. То ли из-за музыки, то ли из-за того, как главный герой бормочет себе под нос философские фразы, пока колесит по пустыне... А ведь сначала думал: "Ну что это за бред, ей-богу". Но к середине сел на диван,