Филип, парень лет двадцати пяти в засаленной куртке, копался в двигателе «Жука» в гараже на задворках Варшавы. Его соседка Марта, пенсионерка с сиплым голосом, притащила коробку старых книг: «Бери, если пригодится. Мой Болеслав коллекцию собирал, а теперь пыль глотаю». Среди потрепанных обложек Филип нашел дневник 80-х с пометкой «Солидарность» и картой района Воля, где крестиком отмечен заброшенный склад. В тот же вечер, размахивая страницами перед другом-электриком Яцеком, он усмехнулся: «Тут
Знаешь, есть такой фильм, от которого щемит где-то внутри. Там три друга — обычные пацаны, только школу окончили в конце 30-х. Представляешь: лето, вся жизнь впереди, они верят, что море по колено. То в кинотеатр с девчонками залипают, то на речку сбегают, смеются, будто завтра не существует. Меня всегда тащит от таких моментов — сам ведь помню это чувство бесконечной свободы, когда кажется, что время твоё и законы физики не работают. Но тут… блин. Ты же помнишь, что было в 1939-м? Вот они
Знаешь, смотрю я тут один сериал про войну — и глазам не верю, насколько там всё накалено! Представь: наши разведчики против целой оравы — и гестаповцы, и абвер, и эти ребята из НКВД с другой стороны. Сплошные подпольные встречи, радиограммы с шифрами и вечная игра в "кошки-мышки". Атмосфера такая, будто сам сидишь в затемнённой комнате с наушниками — сердце колотится, каждый шорох кажется подозрительным. Мне вот больше всего запали моменты, где они не просто стреляют, а мозги