Дэвид Абокайя

Люк, бывший инженер с обожжёнными пальцами от пайки проводов, прячет рацию под половицами в квартире на улице Монторгей. Его сестра Мари, в платье с выцветшими розами, торгует яблоками на рынке Сен-Пьер, прислушиваясь к разговорам немецких патрулей. В подвале кабаре «Чёрный кот» Люк передаёт карту укреплений связной Жюли, которая прячет её в корзине с луковым супом: *«Если спросят — везешь больной тёте, поняла?»* На рассвете он чинит сломанный велосипед, считая трещины на стене от артобстрелов.
Знаете, январь 45-го — тот ещё адок. Представьте: французские десантники, первые в своём роде, и вдруг — лоб в лоб с американцами. Да не где-нибудь, а в Эльзасе, который освобождать собрались. Ирония? Да просто обычный день на этой войне. А эти леса под Жебсаймом… Тьма, снег по колено, немцы жмут со всех сторон. Мы ж тогда ещё не знали, что через пару дней это место «Французским Сталинградом» обзовут. Просто сидели в промёрзших окопах, зубы стучали так, что слова выговорить нельзя. Американцы
Представьте себе осень 1944-го. Европа, которую война перепахала так, что и родную мать не узнаешь. Союзники вроде бы теснят фашистов, но всё это напоминает игру в слепую — кто где спрятался, кто в кустах притаился. И тут как гром среди ясного неба: немцы, мол, драпанули с целого района на севере Франции. Ну как тут не проверить? Отправили ребят — обычный взвод, такие же парни, как мы с вами, только с винтовками да гранатами за пазухой. А дальше... Знакомо, да? Когда в кино показывают, как всё