Пётр в Воронеже с Меншиковым на верфи – сам топором тешет доски для фрегата. Рубаха в смоле, сапоги в грязи по колено. Боярин Щегловитый в Москве бурчит за столом, обложившись свитками: «Царь-плотник… Бороды рубит, а казна пущае воронья гнезда». Его дочь Марфа, спрятав голландскую книжку под шубой, шепчет конюху Степану: «Скачи в Преображенское, скажи, што железо для пушек застряло в Туле». На кухне царица Евдокия, обливаясь слезами, давит в пальцах сухой ладан – из Троицы пишут, Пётр с немкой
В июле 1918-го в подвале Ипатьевского дома Николай Романов пытался прикрыть собой сына Алексея, когда в дверь уже ломились. Юровский, щурясь от дыма папиросы, бросил: *"Кончайте с ними, уже светает"*. Выстрелы глушили крики дочерей — Ольга и Татьяна сплели пальцы в замок. Потом возились с трупами: грузили на подводу, обливали кислотой. В углу валялась Анастасиина кукла с оторванной головой — кто-то наступил, когда спешили. В 2019-м криминалист Игорь Малинин, разбирая архив Соколова —