На край света... (1975)

Владимир Семёнович, ветеринар с потрёпанным саквояжем, и Ромка, парнишка в стёганой куртке, трясутся в вагоне поезда, идущего через заснеженные степи. «Ты вообще знаешь, как оленю температуру мерить?» — ворчит Владимир, разглядывая ампулы в коробке. Ромка, сбежавший из казанского детдома, молча ковыряет самодельный нож с обломанным лезвием. На полустанке «Карасук» они пересаживаются на телегу — возница, мужик в тулупе, сплёвывает жвачку табака под колёса. В сумке у ветеринара звякают шприцы, пачка сухарей завёрнута в газету «Правда». Пассажиры делятся варёной картошкой, а Ромка крадёт у спящего солдата кисет с махоркой.

В деревне Усть-Талой их встречает староста Пётр Никитич: «Лошади хрипят, как старики после фронта». Владимир в брезентовой палатке ставит диагноз — сап, шепчет Ромке: «Бинты кипяти, а не в снегу мочи». Местный парень Гришка с перебинтованной рукой тычет в ветеринара пальцем: «Городской мозги пудрит, уколы — блажь». Ромка, разгружая ящики, находит банку с пиявками — бросает её Гришке под ноги. Вечером у костра Владимир варит бульон из сушёной рыбы, Ромка чинит упряжь, украденную у соседа. «Завтра в Байголь поедем, там коровы с кровью кашляют», — говорит ветеринар, а Ромка, глядя на дымчатое небо, решает не сбегать на ближайшей станции.