Все и никто (1978)

В Лодзи, среди дымящихся фабричных труб, Кароль Краевский чинил моторы на текстильном комбинате. Его друг детства, Анджей Зборовский, вернулся из русского плена с трофейной гармонью и шрамом через бровь. "Ты снова за масло воняешь, как наш школьный дворник", – бросал Анджей, разливая самогон в жестяные кружки. Они спорили о социализме у ржавой ограды канала, пока Кароль ковырял в кармане гайками, а Анджей закидывал камешки в мутную воду. Потом оба уходили к своим: Кароль – к беременной жене в коммуналку с протекающим потолком, Анджей – к любовнице-актрисе, прятавшей в шкафу бутылки с кокаином.

В 1920-м под Варшавой Анджей, теперь уже поручик, развернул карту на капоте грузовика: "Тут красные, тут наши. Будем бить по флангу". Кароль, мобилизованный как инженер, чинил бронепоезд, заклеивая пробоины в броне листами жести. Через месяц они встретились на вокзале в Кракове – один без пальцев на левой руке, второй с конвертом от военной цензуры. "Твоя Марта родила? – Сдохла в родах. – ...Черт. Выпьем за твоего пацана". Потом их пути разошлись: Кароль строил тракторный завод в Познани, Анджей вербовал агентов в Данциге, пока в 1939-м снаряд не сравнял их переписку в варшавском почтамте.