Рокот неодобрения (1988)

В Шеффилде, среди закопченных кирпичных домов и дымящих фабричных труб, Лайла, 22-летняя механик с обгоревшими на локтях рукавами, копалась в моторке старого грузовика. Её сосед Томас, худой парень в очках с треснувшей линзой, принёс газету с заметкой о закрытии местного завода. «Твой отец там 30 лет проработал, да?» — спросил он, вытирая промасленные пальцы об штору. Лайла бросила гаечный ключ в ящик: «Если Кроули из совета директоров приедет, я ему гайки откручу — бесплатно». Вечером они сидели в пабе «Красный котёл», где сталевары спорили о забастовках, а Лайла рисовала на салфетке схему вентиляции административного здания — подслушала, что документы о сокращениях хранятся в сейфе третьего этажа.

Через три дня Элис, дочь управляющего фабрикой, нашла в своём «Моррис Майноре» конверт с фотографией: её отец в чёрном пальто разговаривает с людьми из мафии у доков Ливерпуля. «Ты знаешь, что они грузят в вагоны вместо стали?» — Лайла перехватила её у гаража, держа в руках ящик с контрабандными чеками. Взрыв на складе №4, который они планировали как отвлекающий манёвр, осветил ночное небо оранжевым заревом. Томас, пряча обожжённую ладонь под курткой, шипел: «Теперь точно сядем». Полицейские сирены заглушил гудок паровоза, увозившего их в сторону Лондона, а Элис, оставшаяся на перроне, жевала жвачку и рвала отцовские письма с датами поставок.