Три лодки судьбы (1 сезон)

Кирилл, сварщик с завода в Нижнем Новгороде, находит в списанной барже потёртый блокнот с координатами. В тот же день Лиза, студентка из Питера с пробивающим ухо хризантемой, застрявшей в куртке, замеряет уровень ртути в Волге и сталкивается с рыбаками, сбрасывающими цинковые бочки. «Слышь, учёная, — один хрипло смеётся, — лучше фото на память сделай, пока живая». Артём, дембель из Владивостока с перебинтованной рукой, ищет в портовых кабаках брата-моряка, пропавшего после звонка: «Тут не на карте… три точки, как якоря». Их сводит дождь на полузатопленном причале, где Кирилл пытается починить мотор старой «Казаньки». «Это не наводнение, — бормочет Лиза, разглядывая карту с пятнами мазута, — кто-то специально сливает воду из шлюзов». Артём щёлкает зажигалкой у обгоревшей метки: «Твой завод, сварщик? Тут людей топят, а не баржи».

Под Угличем, в сарае с пахнущим рыбой брезентом, слепой кочегар Степан показывает им фотографию 1972 года: те же три лодки, но с оплавленными бортами. «Горизонт светился, как будто кипяток в котле», — трёт морщинистые веки. В Самаре Лиза пробирается на закрытый элеватор — пробы показывают радионуклиды, но в её рюкзак подкидывают дохлую чайку с обрезанными крыльями. Кирилл, распаивая старую трансформаторную будку, находит под землёй трубу, уходящую в сторону завода. «Ты ошибся цехом, — директор в кожаном пальто ставит печать на разрешении, — судостроение, химия… какая разница?». Артём, тем временем, в подвале заброшенного санатория натыкается на брата — тот, обмотанный проводами, твердит одно: «Они не взяли меня на борт». Когда моторка с тремя фонарями уходит в туман за Костромой, Лиза сбрасывает в воду самодельный буй с датчиком — экран мигает красным, глубже, чем должно быть.