В потоке трех стихий (2024)

Данила, 24 года, грузит доски на старой лесопилке под Воркутой. По ночам ему снится, как вода стекает по стенам его хрущёвки, оставляя синие разводы. В углу комнаты — аквариум с одной дохлой гуппи, которую он всё забывает выкинуть. Света, соседка снизу, пасёт коров в колхозе и ковыряет грязь под ногтями после смены, пока её мать кричит из кухни: «Опять сапоги в коридор тащишь!». Артём, студент-геолог из Питера, приехал с экспедицией искать редкие минералы, но вместо этого натыкается на заброшенную шахту, где воздух густеет, как желе. Их сводит случай в полуразрушенном ДК: Света, прячась от пьяного брата, натыкается на Артёма, который пытается вытащить из стены кусок ржавой арматуры. «Чё ты тут, городской, копаешь?» — хрипит она, держа в руке лом, как дубину.

Через неделю в реке всплывают мёртвые щуки с белыми жабрами, а у Данилы из крана начинает течь солёная вода. Артём находит в шахте плиту с выбитыми символами, похожими на трещины в потолке его общаги. Света, пытаясь закопать сдохшего телёнка, проваливается в яму, где корни деревьев сплетены в кокон. «Тут… дышит», — бормочет она, вылезая с царапинами на локтях. Вечером трое стоят на промёрзшем берегу: Данила тычет пальцем в карту с пятнами от борща, Артём скрипит зубами: «Это не шторма — это пульс. И он ускоряется». Света молча сжимает в кулаке ком земли — он теплый, как хлеб из печки. В финале они роют траншею у свинофермы, откуда тянет сероводородом, а местный участковый, достав наган, орёт: «Раньше хоть нефть была, а вы тут с шаманством!». Данила бросает лопату: «Заткнись. Слышишь? Тишина». Ветер резко стихает, и из-под ботинок Светы выползает первый росток.