Мое озеро (2020)

Лира, инженер из Приштины, каждое утро проверяла показания датчиков на мутной воде озера Шарра, пока не заметила аномальные колебания. В соседней рыбацкой деревне под Шибеником хорват Марко, чиня сети в сарае с запахом гниющих водорослей, спорил с отцом: «Если щука не вернётся к плотине, мы продадим лодки немцам». На другом берегу, в албанском городе Поградец, геолог Адриана раскалывала образцы сланца, обнаружив в трещинах следы редкоземельных металлов. Её звонок Лире оборвался на полуслове: «Эти породы не должны здесь…». Тем временем Эмиль, берлинский фотограф, снимал для журнала старую гидроэлектростанцию — его «Лейка» запечатлела трещину в бетоне, из которой сочилась ржавая жидкость.

София, владелица ресторана в Бари, неделю не могла понять, почему базилик на её огороде у озера горчит. «Это не почва, — бросила Адриана, разглядывая лист под лупой, — здесь цинк, как в шахтах Тетово». Лука, македонский фермер, выкапывал сгнившую картошку, когда услышал рёв мотора — Лира и Марко на старой «Заставе» везли пробы воды в лабораторию Скопье. Ночью у причала, где Эмиль разрабатывал плёнки, София нашла мёртвого угря с красными жабрами. «Они глубже нас знают», — прошептал Марко, кивая на бурые волны. К утру пятеро из шести обнаружили, что их телефоны взломаны — сохранилась только переписка Адрианы с черногорским шахтёром, упоминавшим «туннели 1982 года».