Пятый океан (1940)

Артём чинил сломанный генератор, когда Лика втащила в помещение пробирку с мутной водой. «Смотри, в дренажной трубе — концентрация кислорода зашкаливает, будто кто-то накачал», — бросила она, смахнув рыжие пряди со лба. Ветхая станция на острове Шпицберген гудела от сквозняков, пахло ржавым металлом и консервами «Баренцево море», которые они ели третью неделю. В углу валялись распечатки с аномальными графиками давления — их прислал из Мурманска замёрзший учёный, перед тем как связь оборвалась. Артём потянулся за паяльником: «Может, приборы глючат? Вчера термос продырявило — чай залил всю проводку». Лика хмыкнула, доставая из кармана смятый блокнот с пометкой «1987»: «Тут про «полевую коррекцию ионосферы»… Кто-то до нас уже пробовал тут играть в бога».

К полуночи датчики зафиксировали всплеск в УКВ-диапазоне. Лика, натягивая поверх свитера прожжённую куртку, полезла на вышку: «Если это шлейф от тех экспериментов, мы как минимум обязаны…» — «Обязаны выжить», — перебил Артём, проверяя баллоны с гелием. На экране радара пульсировало пятно — не облако, не северное сияние, а будто сама атмосфера треснула по шву. Когда Лика включила старый передатчик, из динамиков хлынул вой, похожий на китовые песни, но с ритмом азбуки Морзе. Артём вырубил питание, но индикаторы продолжали мигать — батареи были отсоединены. «Они до сих пор здесь», — прошептала Лика, глядя, как её дыхание превратилось в сизоватый туман, хотя температура в комнате была +12.