В 1750 году, в небольшой австрийской деревне, жила женщина по имени Агнес. Она была молодой и красивой, но её жизнь изменилась, когда она вышла замуж за незнакомца. Этот человек был для неё чужим, и его мир казался ей непонятным и отталкивающим. Агнес, будучи глубоко верующей и эмоциональной натурой, чувствовала себя всё более отчуждённой и одинокой в этом новом окружении. Её новый дом, его традиции и обычаи, в которых она не находила себе места, всё больше угнетали её. Каждый день она пыталась
Финальная картина «трилогии замораживания» превращает реальную историю в 71 разрозненную сцену, отводя взгляд от изучения одной семьи к мозаике общества. Здесь одинокий отец, пара с разладом в отношениях, женщина, мечтающая усыновить ребенка, и румынский иммигрант. В их спокойный мир вторгается внезапная вспышка ярости австрийского студента, сталкивая их с непредсказуемостью и хрупкостью человеческой жизни. Каждый персонаж, по-своему, оказывается в водовороте событий, вынуждающем их
Лена, берлинская скрипачка с потертым футляром от деда, каждое утро покупает кофе в ларьке у моста Обербаумбрюкке. В Париже Антуан, сын владелицы букинистической лавки на rue de la Bûcherie, находит в старом сборнике стихов фото 1989 года: женщина в плаще стоит перед руинами Берлинской стены, на обороте надпись — *«Für Martin, Wien»*. Он звонит Лене, чей номер случайно оставлен на уголке страницы: «Вы знаете, кто это? Мой отец искал эту фотографию десять лет». Лена разворачивает конверт с
Знаешь, бывает такое — живут себе люди тихо-мирно, а вокруг уже шепотки ползут. Вот представь: мать с дочерью юркнули в самую чащу, подальше от всех этих деревенских пересудов. Ага, только от кого прячешься, тот про тебя и сочиняет! То ли от одиночества, то ли от страха, но соседи их ведьмами окрестили — мол, и травы какие-то странные собирают, и в полнолуние у костра шепчутся. А потом бац — мать как подкошенная. Не простуда, не хворь какая знакомая, а будто сама земля из неё силы вытягивает.
Вот так, наверное, и начинается апокалипсис — не с громких взрывов, а с этой духоты, что прилипла к коже как второе тело. Представь: спальный район Вены, зажатый меж трасс, где фуры воют сиренами, да бетонных коробок гипермаркетов, где даже кондиционеры захлебываются. Дни плывут в мареве, асфальт пузырится под подошвами, и народ к середине дня уже висит на балконах как вяленое мясо — в одних плавках и лифчиках, хоть таблички «без рубашки — не обслуживаем» везде. Ночью-то интереснее начинается.