Хардип Сингх, 24 года, переезжает из деревни под Амритсаром в Дели. В рюкзаке — фото семьи, кирпично-красный тюрбан от матери, банка домашнего ачара. Первый день на фабрике игрушек: мастер Гупта хмурится, видя бороду. «Покупатели пугаются — или бреешься, или увольняешься». Хардип молча разворачивает ланч-бокс с паратхами — внутри записка сестры: «Не сдавайся». Вечером в дешёвой гостинице «Шиваджа» сосед Раджеш тычет в его тюрбан сигаретой: «Как спишь в этой кастрюле?». На субботнем базаре
В маленькой рыбацкой деревушке, затерянной где-то на побережье, жизнь течет медленно, как смола с кокосовых пальм. Воздух здесь всегда пахнет солью и тайнами — то ли из-за штормов, что бьются о скалы каждое полнолуние, то ли из-за стариков, шепчущих о морских духах. А потом приезжает *он* — парень, который сбежал отсюда лет десять назад, а теперь вернулся с чемоданом обид и парой потрепанных кроссовок. И всё бы ничего, да только в его глазах мелькает что-то… опасное. Типа, «я знаю, что вы тут
Знаешь, всегда интересно: мы сами рулим своей жизнью или всё давно предопределено? Вот Файзи, например, лет до двадцати пяти был уверен, что ответ очевиден. «Да кто, кроме меня, решит, где жить и чем дышать?» — эта мысль для него была как броня. Отец, правда, видел иначе: грезил семейным бизнесом, отправил сына в Европу за экономическим образованием. А что вышло? Файзи — тот ещё упрямец — взял да и выкинул все планы к чёрту. Вместо скучных графиков и отчётов — архитектура, вместо Индии —