15-летняя Холли решает не идти в школу, потому что у неё ужасное предчувствие беды. Её интуиция оказывается правдой, когда случается смертоносный пожар. Теперь Холли не может избавиться от внимания общественности, и ей приходится справляться с бременем своей предвидения и новообретённой популярностью.
Линь копается в коробках на чердаке своего дома в Брюгге, пока мать Софи моет полы в аптеке внизу. Старые письма 1943 года пахнут плесенью — бабушка Адриана писала кому-то о «ночных переходах через канал». Йорис, соседский парень в рваной куртке, притаскивает карту Антверпена: «Смотри, тут метки возле мельницы. Может, твоя старушка прятала оружие?» Они крадутся в архив городской библиотеки, перешептываются под смешки студентов. На углу улицы Висстраат старуха Марта суёт Линь пряник: «Адриана
Представь: просыпаешься в роскошном номере, а вокруг лужи крови. И ты даже не помнишь, как тут оказалась. В голове пусто — будто кто-то вынул батарейки из твоих воспоминаний. А потом замечаешь, что официант проходит сквозь тебя с подносом, а горничная убирает кровь, словно ее тут и не было... Жуть, да? Вот так Като и осознает, что она... ну, типа призрак. А вокруг — родные, которые рыдают над телом, но тебя не видят. И ты орешь, бьешь кулаками по стенам, а они просто не слышат. Представляешь
Знаешь, вот сюжет, от которого мурашки: представь, в Антверпене внезапно вспыхивает какая-то хворь, и власти в панике отгораживают центр города гигантской стеной. Просто берут — и замуровывают людей внутри, как крыс в лаборатории! И ладно бы просто карантин, но чем дальше, тем больше чешется затылок — а точно ли этот вирус смертелен? Может, всё это спектакль, чтобы прикрыть какую-то жуткую правду? Типа, вот эти чиновники в костюмах на пресс-конференциях — они же вечно врут с каменными лицами,