Дюваль, пожилой бухгалтер, неожиданно оказывается вовлеченным в бурю политических интриг. Его спокойная жизнь переворачивается, когда он становится пешкой в рискованной игре за кресло нового президента Франции. Каждый его шаг теперь на вес золота, и Дюваль вынужден балансировать на грани, понимая, что его судьба может стать ключом к власти для других. Опасность и напряжение вокруг нарастают, заставляя его переосмыслить привычные взгляды на мир и собственные границы.
В Париже 1717 года Франсуа-Мари Аруэ, еще не ставший Вольтером, срывает лекцию в Сорбонне, крича профессору-иезуиту: *«Ваши догмы пахнут затхлостью старой библиотеки — пора проветрить умы!»*. Он сбегает через переулок за церковью Сен-Жермен, пряча под камзолом запрещенный трактат о свободе воли. Его друг Рене Лефевр, сын печатника, ждет его в таверне *«У ржавого якоря»* у моста Менял. Там, за столиком с треснувшим кувшином вина, они спорят о Локке. *«Ты хочешь перевернуть королевство словами? —
Знаешь, есть такая история — прямо мурашки по коже. Представь: парень, Ги Беранже, вылезает из тюрьмы раньше срока. А сидел-то за убийства детей… Брр. И вот монахи, видимо, решили спасать души даже таких — забирают его в свой тихий монастырь где-то в арденнской глуши. Деревушка там — ну, сонная, как из открыток, пока не приехал этот тип. Местные, ясное дело, в ярости. Ты б видел! Шепчутся на площадях, кресты пальцем чертят, будто он сам дьявол во плоти. А потом — бац! — пропадает девочка. И
Знаешь, представляешь такую семейку — папа, мама, дети, сводная сестра, да ещё и дядя какой-то прицепом? Ну, те самые, которые вроде и терпеть друг друга не могут, но если надо — горой стоят. Вот они и копошатся в Париже, то ругаются из-за пустяков, то мирятся за ужином. А всё почему? Да обычная история — наследство объявилось! Тут уж хочешь не хочешь, а в старый фургон втиснешься и поедешь через пол-Франции. И ведь смешно же! То у них колесо спустит посредь виноградников, то дядя-эксцентрик
Знаешь, иногда думаешь — как из милого, талантливого ребенка, которого все обожают, вдруг получается этот замкнутый, нервный комок проблем? Неужели нельзя иначе? Вот честно, у меня в детстве был друг, которого мать таскала по психологам — а он просто левшой был, и всё. Жесть. И еще — почему мальчишки так ненавидят стричься? Блин, мой племянник в три года орал в парикмахерской, как будто его режут. А родители — «терпи, мужчина же!». Может, дело не в стрижке, а в том, что их ломают с пеленок?