Жан Вилар

Люка, худой часовщик с обветренными руками, рылся в обломках подвала на улице Риволи. Его младший брат Пьер пропал неделю назад, оставив на столе раскрытый дневник с зарисовками крылатых теней и пометкой: «Они выходят через колодец у мельницы». В кафе «Ле Марэ» официантка Селин, до войны изучавшая фольклор, щурилась на страницы, поправляя шаль с выцветшими розами. «Это не крылья — ребра. *Стриги* из легенд Бретани питаются страхом, как пчёлы мёдом», — бросила она, разливая холодный цикорий.
Рафаэль Дюваль, худощавый ювелир с вороньими волосами, ковырялся в ящике с богемским стеклом, когда в мастерскую ворвалась Клодин. «Твой брат опять в долгах у маркиза де Лорена, — прошипела она, швыряя на верстак пачку писем с восковыми печатями. — На этот раз заложил фамильные часы». За окном марсельской лавчонки на площади Кур-Жюльен трещали цикады, а из соседней пекарни несло жжёным миндалем. Рафаэль, облизывая порезанный о рубин палец, бросил: «Пусть сам выкручивается. Мне эти