Роберт Джексон

В зале нюрнбергского Дворца юстиции прокурор Руденко, с красными прожилками на щеках от бессонницы, перебирает папки с показаниями узников Освенцима. Переводчик Лев Безыменский, щурясь через толстые стекла очков, шепчет коллеге: «Геринг опять требует кофе — говорит, без него голова не варит». В соседней камере Риббентроп, обхватив колени, монотонно твердит охраннику: «Я всего лишь выполнял приказы…» Стенографистка Мария, стирая чернильное пятно с манжеты, записывает слова подсудимого Кейтеля:
Представляешь, всего через три месяца после того, как Германия капитулировала, союзники уже собрались и договорились — мол, так просто не отпустим. Создали этот самый трибунал, чтобы судить верхушку нацистов. И вот в Нюрнберге начался процесс, который растянулся почти на год — с ноября 45-го по октябрь 46-го. Серьёзно, целый год! 22 человека — политики, военные, даже бизнесмены — сидели на скамье подсудимых. Интересно, что они чувствовали, когда им зачитывали обвинения? Ведь их буквально