Исао Нацуяги

В прибрежной деревне Сирахама плотник Такума Осиро собирает группу из шестерых крестьян после того, как солдаты сожгли рисовые амбары. Они прячутся в заброшенном маяке, где кузнец Гэндо ковшет наконечники для копий из старых якорей, а рыбацкая вдова Маюри тайком носит еду в корзине с вяленой камбалой. «Если не отвоюем хоть мешок зерна — дети к утру сдохнут», — бросает Такума, затачивая бамбуковый шест. Ночью они нападают на патруль у переправы: подросток-сирота Юта роняет факел в грязь,
Рэнтаро, самурай с потёртым хакама, патрулирует дорогу возле деревни Фукуока. Его меч, зазубренный от частых стычек, болтается на поясе, пока он поправляет соломенную шляпу. На перекрестке сталкивается с бандой Гэнзо — лысый главарь в рваном кимоно тычет кривым ножом в грудь крестьянина: *«Твоя рисовая бочка — моя теперь. Или внука зарежу»*. Рэнтаро бьёт рукоятью меча по пальцам Гэнзо, тот роняет нож. *«Сволочь! Твоя честь детей не накормит»,* — хрипит бандит, отползая в грязь. Самурай молча
Знаешь, есть такой фильм про послевоенную Японию — там всё висит на волоске. Представь: страна в руинах, а у руля вдруг оказывается американский генерал МакАртур, который решает буквально всё. И вот среди этого бардака одному парню, эксперту по Японии, вваливают задачку покруче кроссворда — решить, стоит ли объявить императора Хирохито военным преступником и... ну, в общем, отправить на виселицу. Страшно представить, да? Сидит этот Боннер Феллерс, листает документы, а в голове каша: с одной