Жорж Одубер

В поезде Париж–Милан фотограф Жан-Люк Бертран, в пальце дырка от протеза после войны, снимает старые станции через запотевшее стекло. В Лионе к нему подсаживается Марчелло Рицци — механик из Неаполя в засаленном комбинезоне, везёт коробку с запчастями для текстильной фабрики. «Снимите меня для матери, — просит он, доставая смятые лиры из кармана. — Говорит, я как бродяга». Жан-Люк щёлкает камеру, но плёнка заедает. В Турине пограничники роются в чемодане Марчелло, высыпая на пол болты и
Жан-Поль Грандье копил монеты в жестяную банку из-под печенья, проверяя каждый вечер, не исчезла ли одна. Его дочь Элен пыталась выпросить франки на новое платье: «Папа, у всех девушек уже кружевные воротнички!» — «А ты носи мамины, они в сундуке». Квартира на улице Мобер с облупившимися обоями, треснувшая раковина, которую он чинил проволокой. Соседка Мадлен стучала в дверь, требуя вернуть сахар, взятый полгода назад: «Вы же записываете каждый грамм!» Он отмахивался, пряча глаза в записную