Мики, мелкий воришка в потертом пиджаке, затерялся среди пассажиров вагона третьего класса. Его подруга Нада, в платке с выцветшими узорами, шикала на него, когда он потянулся к кожаному чемодану инженера Зорана. «Брось, Мики, опять начнешь!» — прошептала она, поправляя сумку с бутербродами. Мики усмехнулся: «Тут даже замка нет, Нада. Чувак сам напрашивается». Зоран, нервно теребя серебряный мундштук, курил у окна, не замечая, как его документы по строительству моста смешались с газетами на
Милош приезжает в сербскую деревню Златибор после десяти лет в Берлине. В кармане — билет на автобус и смятая записка от сестры Елены: «Папа умер. В доме бардак, приезжай». В гостиной, пахнущей сыростью и старыми газетами, находит разбитый фотоаппарат отца и чек из аптеки на имя незнакомки. Соседка Драга, перебирая фасоль на крыльце, бросает: «Он каждую среду ездил к мосту, будто за солью. А возвращался — без машинки, без всего». В сарае за ржавым трактором Милош находит ящик с венгерскими
Знаешь, иногда попадаются такие фильмы, после которых сидишь и думаешь: «Что это вообще было?» Вот как с той историей про... ну, про этих людей, которые будто застряли между прошлым и будущим. Там, помнится, одна сцена — героиня стоит под дождем, а вокруг вообще ни души, только мокрый асфальт блестит. И она вдруг начинает смеяться. Не знаю, почему, но у меня мурашки пошли — то ли от тревоги, то ли от чего-то другого. А еще эти бабочки... Ну ты понял, о чем я. Они там как символы какие-то, но не