Макс родился в литовской еврейской семье, но о печальной участи, уготованной ему самой судьбой, мальчик узнал только тогда, когда в город ворвались фашисты. Они объявили «жидов» врагами высшей расы и пообещали заплатить немалые деньги всем тем людям, которые сдадут евреев и их детей новоявленным властям. Но еврейскому мальчику Максу больше повезло, чем остальным его сверстниками со звездой Давида на рукаве, ведь его спрятал своем доме тот мужчина, который хотя и любил привозить себе домой
Сергей щурится от солнца, пока Андрей доедает булку с изюмом в школьном дворе. Ольга, перекинув через плечо авоську с коньками, дергает его за рукав гимнастерки: *"Спортзал в семь, не проспи. Сказали, принеси сетку для волейбола — у тебя же папа на складе работает?"* За углом школы Василий Петрович, учитель труда, чинит «Москвич-412», кричит через забор: *"Коврижкин! После уроков ко мне — турникет для мастерской варить будем"*. В раздевалке третьего этажа пахнет гуталином и
Эмиль, 28-летний бармен из Гамла Стана, нашел потрепанную записную книжку под стойкой своего бара «Källaren». Страницы пахли плесенью и бурбоном — заметки прежнего владельца, Ларса Бергмана, о долгах, поставках виски из Глазго и женщине по имени Анна. В четверг, когда дождь стучал по свинцовым стеклам, в бар вошла Лива, художница в растянутом свитере цвета хвои. «У вас есть что-то крепче кофе?» — спросила она, разглядывая бутылки с пожелтевшими этикетками. Эмиль протянул ей «Гленмор 12 лет», а
Знаешь, как бывает — вроде все по плану, а потом бац! Вот представь: прокурорша, у которой самой рыльце в пуху из-за наркотиков, вдруг выкладывает на торги чемодан компромата на верхушку власти. Ну типичное «продам совесть, недорого», только ставки-то — жизни. А наш оппозиционер, горячий парень, прям рвется эту папку с грязным бельём перекупить. Доходит до того, что готов влезть в долги хоть к мафии — лишь бы переиграть систему. Но самое смешное (или трагичное?) — когда в эту игру втирается