Бор Ове

В портовом городе под серым небом Медея, с вороновыми волосами, завязывает узлы на рыболовных сетях, пока её муж Якоб разгружает ящики с треской. «Соль закончилась», — бросает он, вытирая пот с висков. Их дом — покосившаяся хибара с треснувшим окном, заклеенным газетой 1972 года. Дети, Лиза и Миккель, собирают ракушки у причала, спорят из-за ржавой монеты. Медея варит кофе на печке, вспоминая, как Якоб клялся увезти её «от этих проклятых ветров» в первый вечер на чужбине. Теперь он молчит,
Кристиан в двадцать лет уже носит корону, но советники в замке Росенборг шепчутся за его спиной. «Ты разоришь казну своими кораблями», — бросает старый Йенс Флемминг, разглядывая чертежи новой верфи. Король хлопает ладонью по столу: «Шведы не будут ждать, пока мы научимся экономить». В углу залы служанка Марит подметает крошки от вчерашнего пиршества с олениной, украдкой наблюдая, как королева Анна Катерина кашляет в льняной платок. Вечером Кристиан пишет письмо голландским инженерам, пачкая
Эмма Холм приезжает в Клагеборг после смерти отца, Арне, археолога-любителя. Его нашли в болоте с фрагментом рунического камня в кармане. В старом доме, где пахнет сыростью и сигаретами, Эмма роется в пыльных коробках с раскопок. На диктофоне обнаруживает запись: «Они не хотят, чтобы это нашли…» Детектив Мартин Рис, в мятом пиджаке и с кофе навынос, предлагает закрыть дело как несчастный случай. «Ты уверена, что хочешь копать?» — спрашивает он, разглядывая царапины на столе. Эмма замечает, что
Пятеро ребят с контрактами в кармане думали, что их задача проще некуда — проверить заброшенный санаторий на всякую опасную дрянь. Ну, старые стены, ржавые бочки, что сложного? Ан нет. Как зашли в эту махину, будто в пасть какую-то шагнули. Воздух густой, словно сироп, даже фонари светят как-то бледно, не по-человечески. «Да тут же полгорода поместится!» — один парень шутку ляпнул, но смех застрял в горле. То ли скрип половиц, то ли шаги над головой — не поймешь. Смеялись сначала, мол, работа —