Вечером Ахмет, с запахом табака и прокисшего молока на рубашке, возвращался с телегой, скрипящей от пустых бидонов. Гюльшен, пряча учебник под охапкой сена во дворе, слышала, как он сплевывал в жестяную банку у забора: «Школа? Лучше корову дои, а то женихи мимо пройдут». Фатима, мать, молча разливала чечевичный суп, ее пальцы в синих прожилках сжимали половник, пока она кивала на слова мужа. Учительница из соседнего квартала, Нихаль, приносила Гюльшен газеты, завернутые в старые плакаты с
Эмир, коренастый парень в потёртой кепке, каждое утро чинил сети на причале Чукурова, пока его сестра Айше не притащила в дом полузатопленную лодку с турецкими номерами. «Смотри, внутри ящик с какими-то пленками», — она вытерла ладони о фартук, доставая мокрую коробку. В кафе «Мерджан», где Мерт, их сосед-студент, разливал чай по стаканам, плёнки показали под столом: кадры с ночным грузовиком у заброшенной мельницы, голоса на фоне — «Если рыбаки узнают про сливы, нам конец». На следующий день